Безопасность в Афганистане: итоги 2014 года

Нет сомнений, что ситуация в Афганистане серьезно накалилась в течение 2014 года. На фоне сокращения иностранных контингентов в стране повышается активность боевиков, пресса сообщает о потере властями контроля над некоторыми районами, растут потери военных и полицейских ИРА. При этом встает вопрос о практической оценке поступающей информации: насколько плоха ситуация в действительности и насколько выросли риски для политического строя в Афганистане?

Действительно, некоторые авторы и СМИ регулярно оценивают ситуацию в республике, как находящуюся на грани глубокого кризиса, и прогнозируют скорое падение официального Кабула, однако реальность объективно далеко не во всем следует пессимистичным прогнозам. Чтобы объективно разобраться в ситуации – обратимся к цифрам.

Объективным критерием ситуации в стране является уровень потерь участников конфликта, Афганской Национальной Армии, Национальной полиции и мирного населения. Поскольку в последние два года возникли проблемы в систематической публикации данных о потерях официальных силовых структур ИРА, мы приводим статистику, рассчитанную на основе отдельных заявлений официальных лиц.

Представленная статистика демонстрирует, что рост потерь в январе-ноябре 2014 года затронул в первую очередь мирных жителей. За истекающий год число погибших некомбатантов выросло на 7,7% против 6,9% роста в 2013-м. В наибольшей степени выросли потери среди детей (33%) и женщин (19%). Основная причина потерь среди мирных жителей, по данным ООН, — атаки боевиков, которые несут ответственность за 75% убитых.

Судя по всему, в первой половине 2014 года Талибан предпринимал очередную попытку исправить собственный имидж среди жителей страны, пытаясь сократить уровень потерь среди мирных жителей. Тогда боевики были ответственны лишь за 52% жертв среди некомбатантов, причем около 39% убитых были случайными жертвами боев в черте населенных пунктов. Однако к концу года уровень потерь среди мирных жителей в результате террористических вылазок снова возрос, не в последнюю очередь из-за массового минирования автомобильных дорог.

Изменения в потерях армии и полиции гораздо менее значительны в сравнении с 2013 годом, на который пришелся ключевой этап передачи ответственности за безопасность в стране от международных войск афганским силовикам. Тогда потери выросли почти вдвое, если верить приведенной выше статистике, в 2014-м – лишь на 6,5%. Таким образом, положение афганских силовиков, с точки зрения этого показателя, остается сложным, но пока не ухудшается.

В общей сложности с января по ноябрь в Афганистане было зафиксировано 19469 боевых столкновений и терактов (на 10,3% больше в сравнении с 2013 годом), 69% из которых традиционно приходятся на наиболее неспокойные южные и восточные провинции страны. Правда, по данным статистики США, при количественном росте боевых инцидентов происходит их качественное улучшение. Инициатива в большей мере переходит в руки проправительственных сил, а число атак, направленных против войск и инициированных противником, снижается. В частности, их число летом 2014 года было почти на четверть меньше, чем в 2013-м.

Следует признать, что есть несомненные свидетельства того, что афганская армия действительно научилась проводить самостоятельные наступательные операции против террористов.

Операции против Талибана

Вопрос об уровне потерь вооруженной оппозиции остается открытым. В настоящий момент ЦИСА не ведет собственной статистики по данной проблеме. Западные СМИ предлагают свои оценки. В частности, по этим данным, в течение января-февраля 2014 года было убито 720 боевиков Талибана, что соответствует 5400 убитых при экстраполяции на весь календарный год. (Итог, в принципе, соответствует порядку потерь боевиков, который ЦИСА фиксировал в прошлые периоды).

Эти данные не противоречат и неполным оценкам потерь вооруженной оппозиции, оглашаемым афганскими военными по итогам различных операций. В частности, по данным местного командования, в ходе операции на востоке страны с апреля по декабрь 1474 боевиков были убиты, а ещё 493 были арестованы. В ходе двухмесячной зачистки уезда Сангин (Гельманд), по сведениям властей, было убито в общей сложности около 400 талибов.

Сравнительно небольшое число арестованных обусловлено не только недостатками командования, но и сознательной практикой уничтожения максимального числа боевиков. Многие военные убеждены в том, что однажды арестованные пленные слишком часто освобождаются местными судами по коррупционным причинам или выходят из тюрем в результате политических шагов властей. Так, в частности, был освобожден нынешний «теневой губернатор» Кундуза мулла Салам (настоящее имя Кари Билал), под командованием которого боевики значительно упрочили свои позиции в регионе.

Указание «пленных не брать» практически открыто давало полицейское руководство в Баглане (генерал Аминулла Амархейль) и Кандагаре (генерал Абдул Разак). На неофициальном уровне такие приказы отдавались также командованием военного спецназа. Фактически на эту практику, граничащую с внесудебными расправами, сквозь пальцы смотрят и власти разных уровней, и само общество.

Судя по официальным новостным сводкам, наибольшие потери боевики несут в ходе наступательных операций военных, связанных с зачисткой ранее захваченных вооруженной оппозицией территорий. В частности, в результате ноябрьской зачистки двух уездов провинции Кундуз было уничтожено более 60 боевиков, арестовано несколько десятков, причем в числе убитых был теневой губернатор провинции Мохаммад Исмаил. Аналогичными были итоги военной операции в уезде Дангам (Кунар) в конце декабря. Тогда только за двое суток было убито 132 боевика, включая теневого главу уезда Ахмад-Хана, а за тот же период по стране в целом – более 200.

Соответствие заявленных потерь боевиков фактическим – вечная тема споров. Талибы часто заявляют о меньшем числе убитых, чем заявлено в официальных сводках, а арестованных объявляют мирными жителями, не связанными с движением. (Так было в случае ноябрьской зачистки в Нангархаре, когда власти арестовали 100 предполагаемых боевиков и пособников). В случаях массированного применения авиации – потери вооруженной оппозиции действительно могут быть завышенными, однако приведенные примеры показывают, что властям, во всяком случае, удается очистить от боевиков занятые села и уничтожить высокопоставленных полевых командиров.

Несмотря на явно возросшую интенсивность боевых действий, международные наблюдатели, в целом, считают, что вопреки многим опасениям афганская армия научилась проводить самостоятельные наступательные операции. «Национальные силы безопасности продемонстрировали способность зачищать спорные районы и вновь овладевать ими», — констатирует декабрьский доклад ООН. Аналогичную оценку содержит доклад американского Департамента Обороны: «Афганские силы постоянно восстанавливают контроль и вновь захватывают значительное число [ранее] потерянных объектов, что часто сопровождается тяжелыми боями и значительными потерями».

Практика показывает, что афганская армия частично избавилась от прямой зависимости от иностранных контингентов, и может воевать самостоятельно без их постоянной массовой поддержки, пусть и ценой больших потерь. Однако из-за экономических проблем зависимость от финансовой и технической помощи остается постоянной, так как собственный бюджет и промышленные возможности явно недостаточны для ведения боевых действий текущего формата.

В настоящий момент США заявляют о намерении оказывать техническую и финансовую помощь Кабулу, а также участвовать в подготовке войск в рамках операции «Решительная поддержка». С другой стороны, у многих в Афганистане опасения вызывают явные попытки США лавировать и добиться сокращения конфронтации с Талибаном. В частности, Вашингтон объявил о режиме вооруженного нейтралитета своих войск и баз в Афганистане по отношению к отрядам талибов, кроме тех, что «представляют непосредственную угрозу для США». Причем не исключается даже отказ от операций против высшего руководства вооруженной оппозиции.

Впрочем, в настоящий момент речь вряд ли идет о сдаче США режима Ашрафа Гани. Скорей Вашингтон пытается сделать создание новой военной инфраструктуры в регионе максимально необременительным для Соединенных Штатов, сокращая до минимума груз обязанностей, которые будущий контингент возьмет на себя.

Наступательные операции талибов

В 2014 году Талибан объявил о начале общенациональной операции «Хайбар» и после длительного перерыва вернулся к тактике прямых атак на населенные пункты и инфраструктуру блокпостов путем концентрации больших сил в районе боевых действий. Иностранные наблюдатели называют эту тактику «атакой роем»: боевики концентрируют живую силу до нескольких сот человек и проводят быструю атаку на опорные пункты противника. Обычно эти атаки сопровождаются крупными потерями с обеих сторон, но даже в случае отражения имеют серьезные политические последствия и отрицательно влияют на мораль местных жителей.

Чаще всего такие операции направлены на уничтожение системы полицейских блокпостов в отдельных уездах, чтобы установить контроль над сельской местностью и запереть проправительственные силы в административном центре. Примером такой операции может служить октябрьское нападение на уезд Вардудж (Бадахшан), в котором участвовало несколько сотен боевиков, атаковавших блокпосты, убивших и захвативших в плен полицейских. Ранее летом аналогичная операция боевиков была также проведена в августе в уезде Азра (Логар), а также в провинциях Гельманд, Нангархар и Кунар.

Следует признать, что данная тактика приносит определенные успехи. По данным полевых исследований, после серии атак в Логаре Талибан удерживает значительные территории в 5 из 7 уездов провинции. Полицейские силы явно опасаются покидать крупные города и жалуются на дефицит сил (1200 полицейских и 600 бойцов отрядов самообороны). Победа боевиков является чисто военной, так как население не демонстрирует особых симпатий к талибам, а скорей запугано их террором.

Если рассматривать проблему контроля над территориями, то можно привести следующие данные. Около 80% населения считало на начало 2014 года, что их регион контролируют правительственные структуры, однако заметная доля афганцев преимущественно в сельской местности считают, что их регион находится под «смешанным контролем» и там также присутствуют силы Талибана. В сельских районах юга страны доля респондентов, придерживающихся этой точки зрения, достигает 61,8% (для сравнения на севере – около 5%). С учетом атак талибов и масштабных контрнаступлений правительственных войск сложно говорить о том, какова обстановка на момент написания статьи, однако, скорей всего, можно говорить об ухудшении в сравнении с началом года.

Проблема контроля властей над сельскими районами ИРА во многом обусловлена состоянием местных полицейских сил. Национальная полиция, по оценкам жителей, преимущественно контролирует крупные населенные пункты, а главнейшую роль в обеспечении безопасности периферии играют армия и силы самообороны («арбаки»), часто имеющие формальный статус «местной полиции». Последняя рассматривается властями как ключевой элемент национальной безопасности и состоит преимущественно из отрядов, возглавляемых авторитетными командирами, связанными с местными элитами, официальная численность этих отрядов достигла к июлю 30 тысяч человек.

Примером их активного применения могут служить недавние события в Кундузе, ряд уездов которого в течение лета были захвачены Талибаном при активной поддержке большого числа боевиков-добровольцев из Пакистана. Представители движения заявляли, что захватили 60-70% территории провинции, включая 2 из 3 пограничных уездов. Власти неофициально признавали, что подразделения боевиков занимают позиции в километре от некоторых уездных центров. Однако в течение двух осенних месяцев арбакам под командованием местного лидера Мира Алама удалось восстановить контроль над частью уезда Ханабад, где, по свидетельствам жителей, их присутствие стало едва ли не более массовым, чем талибское. Судя по всему, арбаки скорей двигались «на плечах» войск, но их заслуга в удержании территорий после контрнаступлений властей несомненна.

Правда, силы самообороны сами до крайности криминализованы: зафиксированы случаи криминальных поборов, расправ над местным населением и даже столкновений между отдельными отрядами. Кабул даже пытался добиться расформирования арбаков в Кундузе, однако местные силовики заявили, что это «невозможно». Сказалась и нужды в таких отрядах, ликвидирующих вакуум власти, и родственные связи М. Алама с руководством местного УНБ.

Вообще решение проблемы вооруженной оппозиции с опорой на политически лояльные, но не подконтрольные отряды, не ново для Афганистана. К нему, в частности, прибегала НДПА в конце 80-х годов, именно в таких формированиях началась, например, политическая карьера вице-президента А. Р. Дустума. Трудность в том, что в долгосрочной перспективе эта тактика разрушает государственные институты, выдвигая вперед местные военные элиты, в руках которых оказывается фактическая власть во многих районах. Некоторые эксперты уже начинают прогнозировать распад единого политического пространства и очерчивать границы будущих «автономных» этнополитических образований.

Наконец, важно учитывать, что арбаки подходят преимущественно для решения задачи по долгосрочному удержанию территории. В случаях крупных операций вооруженной оппозиции, по образцу описанных выше, они нуждаются в серьезной поддержке со стороны регулярных военных и полицейских частей. В противном случае может повториться ситуация в Хамьябе (Джаузджан), где талибы смогли разгромить местную самооборону из числа этнических туркмен и даже выйти к государственной границе с Туркменистаном. В Фарьябе боевики также наступали и даже заявили о создании в регионе постоянного крупного лагеря подготовки, но нельзя исключать, что здесь речь идет лишь о простой пропаганде.

Состояние общества

При анализе ситуации на общенациональном уровне приходится признать, что, несмотря на прошедший электоральный цикл, расклад сил мало изменился. В Афганистане нет свидетельств какого-либо существенного роста поддержки вооруженной оппозиции со стороны населения. В 2014 году, по данным опросов, 32% населения имели те или иные симпатии к талибам (против 35% в 2013-м), преимущественно это – сельские жители с низким уровнем образования. Уровень декларируемой поддержки боевиков выше в районах контролируемых талибами, но это опять-таки может быть обусловлено эффектом запугивания.

Кроме того, есть основания полагать, что часть вербальной поддержки талибов обусловлена исключительно тем, что афганцы разделяют их неприязнь к иностранным войскам и в какой-то мере к действующему правительству. Некоторые социологические исследования показывают, что лишь 7% афганцев хотели бы, что их собственный город или село контролировали талибы (в южных провинциях к этому готовы 27%, но это также ниже уровня «формальной» поддержки вооруженной оппозиции в тех местах).

Несмотря на жесткий конфликт между Абдуллой и Гани в период подведения итогов голосования, их текущая коалиция позволила преодолеть кризис легитимности и обеспечить ту или иную лояльность населения, поддерживающего существующий строй.

Однако на этом фоне сохраняются все традиционные политические проблемы Афганистана. В частности, трудности с моралью воинских частей и наличие в армии сети агентов вооруженной оппозиции. В августе в результате теракта, совершенного одним из них, был убит генерал армии США Гарольд Грин, ставший самым высокопоставленным американским военным, погибшим за границами США со времен Вьетнамской войны. Проблему составляет и общее моральное состояние афганской армии, не связанное с политикой. В ней традиционно высок уровень дезертирства. В прошлые годы ежемесячно регистрировалось 4-7 тысяч самовольных отлучек афганских военных из собственных частей (при общей численности около 180 тыс. человек), вероятно, что сейчас этот показатель не ниже. Случаи дезертирства зарегистрированы не только среди солдат, но даже среди офицеров, проходящих обучение за рубежом. В частности, в этом году с военной базы в Массачусетсе (США) бежали трое афганских военнослужащих, проходившие там переподготовку, которые позже были задержаны властями на канадской границе.

Разумеется, случаи дезертирства и добровольной сдачи властям часто встречаются и среди боевиков вооруженной оппозиции, но описанные явления в ряд официальных вооруженных сил явно указывают на недостаточный престиж воинской службы среди афганцев.

Проблемой является и наличие террористического подполья даже в сравнительно спокойных провинциях. Несмотря на то, что симпатии к Талибану не являются массовыми, число экстремистов достаточно велико, чтобы увеличить террористическую угрозу. Например, в Кабульском регионе, по данным УНБ, действует 107 мелких групп и ячеек боевиков. Это, собственно, и позволяет Талибану периодически осуществлять громкие теракты в столице.

Впрочем, также надо признать и постепенный рост эффективности афганского УНБ, которому удается предотвращать заметную часть атак в крупных городах и арестовывать организаторов. Например, в октябре сотрудники управления арестовали в Кабуле группу диверсантов из Гельманда во главе с «теневым губернатором» одного из уездов, готовивших в столице теракты. Гораздо сложнее ситуация в южных и восточных провинциях, где слабее агентурная сеть и крепче позиции талибов. Из-за этого спецслужбам не удалось, например, предотвратить кровавый теракт на стадионе в Пактике, в ходе которого погибло не менее 60 человек.

Если говорить о некоем обобщенном портрете радикального подполья в Афганистане, то корни многих экстремистов находятся в Пакистане. Часто это молодые люди, получавшие религиозное образование или просто бывшие на заработках в этой стране. Часто значимыми агентами Талибана становятся те, кто имеют близких родственников, живущих или работающих на пакистанской территории. Видимо, в некоторых случаях вербовка даже строится на фактическом шантаже, угрозами расправы над родными. Чаще всего, именно такие агенты используются для терактов, связанных с риском для жизни, в том числе покушений на видных военных чиновников.

Некоторые выводы

Итак, обобщая информацию, приведенную выше, можно подвести некоторые итоги 2014 года. В 2014-м продолжилось укрепление позиций талибов в связи с выводом большей части иностранных войск. Обычно вооруженная оппозиция накапливает силы для массовой атаки на инфраструктуры блокопостов в том или ином уезде, чтобы запереть силовиков в административном центре и установить хотя бы частичный контроль над дорожной инфраструктурой. Но также в уходящем году большинство наблюдателей констатировали, что афганские военные научились проводить контрнаступления, отвоевывая хотя бы часть ранее потерянной территории.

Уже классической для Афганистана проблемой является политика по удержанию территории от повторного захвата талибами. Сейчас власти делают ставку на арбаков, численность которых постоянно наращивается. Это имеет и ряд негативных последствий: «самооборонщики», защищая поселения и дороги от талибов, часто сами внедряют практику криминального насилия и произвола, более того, фактически устанавливают параллельные властные структуры на местах. Впрочем, идеального решения здесь явно нет, так как отказаться от арбаков сейчас неразумно и невозможно, несмотря на все очевидные проблемы.

Хотелось бы подчеркнуть для неспециалистов, что описанные в статье проблемы — массовое дезертирство, «теневые» властные структуры талибов, массовый терроризм с жертвами среди мирных жителей, произвол боевиков — не означают, что за истекший год ситуация стала катастрофической. Все эти проблемы имеют корни едва ли не в 1970-х годах, и за прошедшие десятилетия стали в сознании многих едва ли не обыденностью, повседневным злом. (Собственно бегство афганских военных за рубежом можно объяснять желанием попасть в «другую обыденность», которая лежит в основе многих попыток эмиграции).

Чтобы судить о ситуации в стране – нужно говорить о локальной динамике. С этой точки зрения нужно признать, что ситуация осталась такой же сложной, как в 2013-м, но не пережила резкого ухудшения. Распад государственных институтов, которого опасались многие, не произошел. Пока что армия и общество демонстрируют готовность сопротивляться усилиям террористов по захвату власти, причем экстремисты, пытаясь атаковать, несут очень значительные потери, которые не всегда легко восполнить. (В последние два года свидетельства широкого использования талибами иностранных подкреплений для проведения стратегических операций явно участились).

В целом, по итогам года можно говорить о том, что вероятность общенационального реванша талибов в Афганистане стала менее вероятной в обозримом будущем, так как действующий режим оказался крепче, чем ожидали многие скептики за рубежом. Одновременно из-за тактических изменений обстановки на севере выросла вероятность локальных атак террористов против целей в странах СНГ с территории Бадахшана, Джаузджана, Кундуза и Фарьяба.

Никита Андреевич Мендкович, эксперт Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА).

afghanistan.ru